Это было летом, летом, это было жарким летом. Это было летом 1992 года. В момент какого-то наваждения мне пришла в голову дикая мысль, мол, сколько можно самой устраивать себе праздник, пусть сильная половина человечества хоть раз оградит меня от утомительных хлопот по приобретению билетов и организации всего и вся в те заветные 36 рабочих (нерабочих?) дней, полагающихся мне в связи с тем, что в прошлой жизни я сгоряча защитила кандидатскую диссертацию, а в нынешней работала в институте, относящемся к системе Академии наук. В прошлые годы мы ездили в Эстонию, но в нынешнем году Эстония стала уж совсем заграницей и неохота было делать неимоверные усилия, чтобы пожить в пропахшем внутренним сортиром домике на пересечении всех железнодорожных путей, проходящих из России в эту самую теперь заграницу. Итак, я расслабилась, тем более, что как будто все было схвачено. Крупный (или не очень), но международный ( Россия-Украина-Молдавия) консорциум, который возглавлял супруг моей сестры Ольги, снял пансионат на берегу Черного моря. И все ждали только моего “Да”, для того чтобы я с детьми: сыном Сашкой и племянником Ванькой, отроками 6-7 лет, могли насладится теплым морем, фруктами и молодым вином (вином, в то время только я). В общем, “Да” я сказала. Я объявила о своем отпуске на работе, тут же нашлись совершенно неотложные дела, которые мне в поте лица моего пришлось срочно доделывать, совершая героические подвиги. Совершив все заказанные подвиги, я настроилась на море и вино, после чего как-то невзначай выяснилось, что пока нет билетов, но они будут со дня на день. Точнее с 12.00 до 13.00 ежедневно. То есть в понедельник билетов не было, во вторник тоже, как впрочем, и в среду и в четверг. Вся прелесть ситуации заключалась в том, с 12 до 13 часов каждого дня мы должны были ждать информацию о покупке билетов, и в случае получения таковой, немедленно ехать на вокзал, поскольку поезд уходил часа в три. Это конкретно означало, что всю неделю мы прожили на чемоданах, точнее на рюкзаке, в который было упаковано, все, что нам могло понадобиться на отдыхе за исключением моря и вина, которые мы рассчитывали получить на месте. Поскольку, в рюкзак было упаковано действительно практически все, то мы вели достаточно спартанский образ жизни, обходясь только самым необходимым. В субботу утром у Сашки поднялась температура - сегодня будут билеты, поняла я. В 13.00 позвонил Ольгин благоверный Серега и сообщил, что билеты есть. Я нервно кокетничая спросила, а не мог бы он заехать за нами по дороге на вокзал, поскольку это займет лишние полчаса, а мне с больным ребенком будет проще. Выяснилось, что это трудно, очень трудно, практически невозможно. Мы пошли ловить левака, поймали довольно быстро, погрузили ребенка и рюкзак в машину и поехали. При подъезде к велотреку мой супруг обнаружил, что не обнаруживает дипломат. Мы возвратились к месту посадки, дипломат сиротливо дожидался нас на обочине. Мы вернулись на прежний курс. Доехали до вокзала, причем приехали, конечно, раньше всех. Потом пришел Серега, потом Ольга с Ванькой, которому неотложно понадобились батарейки. Я все хотела в вагон, поскольку ребеночек-то больной, положить бы куда-нибудь. Но Серега упорно настаивал, что войдем все вместе. Когда все вместе уже были, выяснилась одна пикантная деталь - билеты-то именные, а имена-то вовсе даже совершенно не наши. Серега дал мне билеты и без затей послал меня к проводнице для того, чтобы как-нибудь ее уговорить. Недельное ожидание и больной ребенок, уже несколько подорвали мою веру в то, что все будет замечательно, поэтому я в свою очередь послала Серегу еще дальше и сказала, что если он сам не окучит проводницу, то видала я в гробу этот ваш винно-морской коктейль. Видимо, мой энтузиазм прибавил ему сил, и в купе мы все-таки попали. Как потом выяснилось, это стоило столько же, сколько и сами билеты. Ну наконец-то, подумала я, вот и отдыхаем. Мы были втроем в купе и ребеночек уже, как бы, был не такой и больной. Однако, как только поезд тронулся, в купе вошли претенденты на четвертое место. Именно вошли во множественном числе, во-первых, потому что их было двое - муж и жена, во- вторых, потому что их было катастрофически много в смысле занимаемого объема. Этакие гарные украинские чоловик и жинка. Они немедленно сообщили, что едут по льготному билету, полагающемуся военным раз в год для отдыха, на родину откуда-то из далекого гарнизона. Но, видимо, как-то все не просто было с этими льготами, поскольку в нашем купе они оказались совершенно без билета, а за 30 тысяч в руки проводнице. Вообще говоря, это было дешевле, чем наши билеты плюс доплата ровно на стоимость билетов. До сих пор не понимаю, зачем они все-таки были нужны. Билеты, я имею в виду. Самое интересное, что эта монументальная семья военнослужащих умудрялась спать вдвоем на одной полке. Я так думаю, это только благодаря глубокому проникновению в душу, или еще куда, супруга. Иначе не уместиться, ни удержаться не возможно принципиально. Дети забрались на верхние полки и там окопались, спускаясь только по нужде. В вагоне окна не открывались, несмотря на середину июля и было нестерпимо жарко. Еще на перроне выяснилось, что в заветный пансионат едем мы не одни. Ехала еще женщина с ребенком, которую дети окрестили мама-бабушка, поскольку ребенку было лет 8, а ей, наверное, около 50. Они, видимо, скучали и нанесли нам визит. Наша украинка немедленно радостно заявила: «А вот, сразу видно, бабушка с внуком отдыхать едут». На что та процедила: ”Я не бабушка”. И замкнулась навсегда. Все время хотелось пить и, поскольку воду на станциях продавали, как за рубли, так и за купоны, то очень интересна была зависимость цены в купонах от расстояния до Москвы. При прибытии в пункт назначения она увеличилась ровно в два раза. На одной из станций мы с Сашкой вышли чуть-чуть подышать, обещано было минут 10. Мы успели спуститься с поезда, отойти на несколько шагов, и поезд тронулся. Сначала все опешили, но потом все пошло по сценарию фильма о гражданской войне, когда на уходящий поезд надо сесть любой ценой. Поскольку мы стояли ближе всех ко входу в вагон, Сашку я успела запихнуть, но рядом была женщина с ребенком на руках и я помогла залезть и ей, тут подбежали молодые люди, не обремененные знанием правил хорошего тона. Хотя, вряд ли в правилах хорошего тона явно указано, что в уходящий поезд следует засовывать даму первой. Поезд все ускорялся, в поезде уезжали два ребеночка,и я на него уже явно не успевала. Проводница бежала рядом и пыталась остановить смертоубийство, уверяя, что поезд сейчас остановится, что это ошибка. Но ей никто не верил. Поезд остановился. Все влезли. Дальше мы дышали только в тамбуре. В Одессу мы прибывали в полночь. Нам было сказано - вас встретят. Я была настолько наивна, что удовольствовалась этим заверением. На всякий случай, правда, мой муж позвонил Кацману – знакомому одесситу, чтобы он проконтролировал процесс. Когда мы вышли на перрон, Кацман нас встречал. Больше никого не было. Мы стали ждать. Мама-бабушка с внуком-сыном присоединилась к нам и явно полностью доверила мне решать все проблемы. Кацман изобразил радость встречи поверх ужаса от догадки, что видимо всем придется ночевать у него. Я демонстрировала оптимизм, веру в человечество, и мы подождали еще минут двадцать. Вера иссякала, общие темы для разговора тоже, Кацман тосковал все больше, я поняла, что ждать нечего. Краем уха при прощании в Москве я слышала что-то о зеленом рафике. Эта была хоть какая-то информация и мы пошли искать зеленый рафик. Я уже упоминала о рюкзаке, так вот при стандартной отпускной загрузке это около 30 Кг. Маленький Кацман мужественно взял рюкзак, я не могла оскорбить его мужское достоинство, отобрав сей явно непосильный груз, но мое эстетическое чувство страдало - он был меньше рюкзака. Впоследствии Кацман сказал, что женщина, которая может нести такой рюкзак, может перенести все. Может он и прав, но как не хочется. Слава богу, нести пришлось не слишком далеко. Мы вышли на вокзальную площадь, я оставила бабушку-маму сторожить багаж и детей и мы пошли искать рафик. И нашли. Он был не совсем зеленым и уазиком, но нас, оказывается, действительно встречали, хотя и не у того вагона. Вот и кончились наши злоключения, подумала я. Как часто эта идиотская мысль приходила мне в голову в течение отпуска. Кацман был очень рад за нас, еще больше за себя. Мы погрузились в машину. В ней было, почему-то только 3 посадочных места, зато валялся матрас. Мы с Сашкой шустро заняли два стоящих рядом сиденья, бабушка-мама с сыном заняли другое, Ванька сказал, что поедет на матрасе. Через пять минут после начала движения, стало ясно, что Ванька так долго не проедет. В салоне жутко пахло бензином и трясло как на виброрейке. Ванька позеленел,и мы его вместе с матрасом перетащили поближе. Ну ничего, скоро доедем. Пошел дождь. Над нами был люк. Через него закапало. Я прикрылась пакетиком. Дождь пошел сильнее, из люка полило. Я достала зонтик. 150 км мы проехали под зонтиком. Довольно это сложное занятие ехать в рафике ночью, одной рукой поддерживая сползающих сонных детей, другой держа зонтик, следя за тем чтобы вода, сбегающая с него не залила соседей по несчастью и багаж. Мое артритное плечо,плотно прижатое к ледяному окну, ныло и жаловалось на судьбу. Плавать мне не придется, думалось печально, а жаль. Зато ехали мы быстро. С моей точки зрения, через-чур быстро для такой погоды и такой дороги, поэтому за окно я старалась не смотреть. Наконец, приехали - 3 часа ночи, и, видимо, нас уже не ждут. Наш водитель пошел искать кого-нибудь, кто бы открыл нам ворота. Нашел. Проехали, довезли нас до жилища. Оказывается, мы живем на втором этаже. Видимо, в обязанности шофера не входила переноска тяжестей, поэтому рюкзак на второй этаж тащила я сама. Как нам объявили, в связи с грозой электричество отключили. Наверное, подсознательно я была готова к экзотике нашего отдыха и поэтому свечку в рюкзаке нашла быстро. Мы застелили кровати и легли спать согретые мыслью о ласковом и теплом завтрашнем море. Утром мы обнаружили раковину с краном в номере и туалет на этаже. Однако и то и другое представляло собой скорее архитектурные излишества, поскольку не работало. Нас немного смутило, что не было торжественной встречи и обзорной экскурсии по пансионату, но утро было солнечное, откуда- то пахло едой и мы пошли на запах. Нам гостеприимно не отказали, указали столик и принесли нечто, что, видимо, означало завтрак. По детальном исследовании это оказалось перловкой на воде, сверху присыпанной чем-то явно животного происхождения, однако нам доселе неизвестным. Впоследствии выяснилось, что это легкое. На десерт был напиток, цветом отдаленно напоминающий чай, а вкусом физиологический раствор с одновременным введением глюкозы. Дети оценили все эти яства визуально и сказали, что не голодны. К сожалению, таким изысканным был не только первый завтрак, но также и все последующие, как, впрочем, обеды и ужины. Нам с завидным постоянством подавали перловку и легкое на завтрак, обед и ужин, ежедневно. Надо было что-то делать. Может быть, после недельного воздержания дети и смирились бы с особенностями местной кухни, но у меня до сих пор была навязчивая идея, о том, что мы приехали отдыхать, а детская голодовка, причем сухая, поскольку местные напитки пить было невозможно, не вписывалась в мои представления о здоровом полноценном отдыхе. Мы пошли искать пищу. Пища нашлась совсем недалеко на местном рыночке. Не сильно разнообразная, но все-таки фрукты, молоко и яйца там были. Это обрадовало. Несколько, правда омрачил радость, тот факт, что курс обмена рублей на купоны здесь был ровно в два раза ниже, чем в Москве и даже в Одессе. В Одессе меняли 1:5, здесь 1:2 - 1:2.5. Я подсчитала наличность и решила, что если не очень увлекаться, то уж на литр молока в день и пару килограмм фруктов мы можем рассчитывать. Кроме того, через неделю должна была приехать Ольга, и уж тогда-то станет проще. Мы пошли на море. Море было. Правда, спустится к нему было нельзя. То есть спустится-то как раз можно, а вот подняться - уже нет. После вчерашнего ливня спуск был покрыт толстым слоем жидкой глины. Можно было устраивать забавные соревнования, кто быстрее съедет на пятой точке, например. Мы не стали забавиться, и это оказалось чрезвычайно прозорливым решением, поскольку воды не было ни только в наших номерах, но и вообще нигде. То есть, в конце концов, она нашлась в колодце на самой удаленной от нашего корпуса окраине территории пансионата. Отдыхающим выдавались ведра, мне удалось захватить два - и носить проще и запас больше, учитывая, что в принципе два юных джентльмена могут сдуру и позабавиться в каком-нибудь не слишком стерильном месте. Вообще-то, когда-то это было совсем неплохое по Советским меркам место. Судя по наличию неработающих раковин в номерах и довольно обширной прилегающей территории, не так давно, бывшей парком, пустующего бассейна и спортивных площадок - что-то типа пансионата для среднего звена профсоюзных и партийных работников. В момент нашего визита все это среднее звено еще находилось в постперестроечном шоке и за своими пансионатами не следило. Сейчас, я думаю, там уже все O'K. Но в тот момент кроме нас там находилось еще человек 10, таких же случайных отдыхающих. На нашем этаже мы были одни. Я не знаю по каким критериям расселяли заезжающих, весьма вероятно, что просто по наличию ключей к комнатам, но наше одиночество нас не тяготило. У нас было все или почти все, что нужно для отдыха на море - надувной матрас, ласты-маски, бадминтон, мячик, художественная литература для всех, вязание и даже учебник английского, которым я собиралась мучить Сашку и учебник немецкого, коим собиралась насладиться сама. Мы обошли наши владения и нашли очковый выгребной сортир на 20 в сумме посадочных мест. Рядом с ним помойку, куда следовало выносить прочие отходы жизнедеятельности. Душа мы не нашли. Его и не было. К вечеру ветерок слегка подсушил грязевой спуск, и мы рискнули посетить море. Море было мутное, неспокойное и, как потом выяснилось, температура воды была 6 градусов по Цельсию. Почему-то купаться хотелось не очень. Поужинали фруктами. Спать было холодно. Теплые пижамы в стандартный летний рюкзак не входили. На следующий день приехали две Алки, одна из которых была супругой одного из содиректоров вышеуказанного концерна, и мы подумали, что вот тут- то все и начнется: молодое вино, шашлыки в лесах, экскурсии по побережью и вообще радостная жизнь. Однако, ничего особенного радостного не произошло, не считая того что Алки получили холодильник, который, оказывается, мог иметь каждый проживающий-отдыхающий. И теперь у меня появилась сверхзадача раздобыть этот самый холодильник, который в условиях само обеспечения был жизненно необходим, поскольку со временем потеплело, и молоко, купленное утром, скисало к обеду. Дети кислое молоко не пили. Администрация не отказывала в выдаче холодильника, но и не выдавала. Завхоз перманентно оказывался в командировке, в запое, в выходе из него, вообще неизвестно где, передавались полномочия ответственных по этажам по корпусу, которые должны были принять холодильник, сами ответственные загадочно и бесследно исчезали, а холодильника все не было. Зато удалось получить большой кипятильник. Варили ль Вы когда-нибудь картошку в ведре при помощи кипятильника? А яйца? Картошка варится долго - около часа. Яйца получаются на любой вкус, в зависимости от удаленности от кипятильника: от вкрутую до практически сырых. Маленькие хитрости - нельзя варить яйцо внутри спирали кипятильника - его разрывает на части (яйцо, а не кипятильник). Следует также помнить о технике безопасности. Однажды, когда мы вместе с ведром стояли на балконе, оно варило картошку, а я наслаждалась природой, я случайно коснулась ногой края и поскольку, природой я наслаждалась, опершись на металлическое балконное ограждение, то получила весьма ощутимый удар током. Сын одной из Алок и содиректора оказался очень деятельным мальчиком, активно наушничавшим и сплетничавшим. Его любимая фраза, произносимая с ангельским видом в тот момент, когда вы падали и разливали ведро на последних финишных шагах или хватались рукой за раскаленный кипятильник - “Это приятно, это полезно, это так надо” - стала нашим девизом и придавала бодрости во всех наших дальнейших злоключениях. Шли дни. Вода уже потеплела до 13, мы пытались купаться. Удавалось это не всем. Я разработала спецтехнологию вхождения в воду. Нужно войти так, чтобы вода доходила до щиколоток и подождать пока не перестанешь ощущать конечности, потом до колен, потом несколько выше и вот, когда все это уже онемеет, бросаться в воду и плыть до тех пор, пока не начинаешь чувствовать, как прекрасен это мир. Видимо это происходит в тот момент, когда температура тела сравнивается с температурой окружающей среды. Потом следует быстро возвращаться, иначе можно погибнуть от переохлаждения, чего я себе не могла позволить, пока не приедут сестры. Неделя подходила к концу, и я решила удостовериться, что скоро я буду не одна отдыхать тут с такой страшной силой. Мы пошли искать переговорный пункт. В этом месте по побережью выстроено громадное количество всяческих пансионатов, домов отдыха и прочих пионерских лагерей. Переговорный пункт же один и работает несколько часов в день при условии, что есть связь. Мы были неподготовлены, и пришли к открытию - в 9 часов. Мы простояли до 14.00 - закрытия, и наша очередь не подошла. На следующий день я завещала детям позавтракать фруктами без меня и пошла к 7. В 9 выяснилось, что связи сегодня нет. То есть никакой ни телефонной, ни телеграфной, что, впрочем, одно и то же в местном контексте. Поскольку телеграммы принимались следующим образом. Вы пишите что-то очень личное на телеграфном бланке, а потом телеграфистка орет это все по телефону на станцию, поскольку телеграфного аппарата на этом "узле связи" не было. Прослушивание чужих телеграмм в значительной мере скрашивало многочасовое ожидание в очереди. Получались телеграммы приблизительно так же, поскольку адрес указывался с точностью до пансионата, то пансионатская администрация не отказывала себе в удовольствии зачитывать вслух телеграмму во время обеда до тех пор, пока покрасневший или побледневший, в зависимости от содержания, получатель дрожащими руками не вырывал заветный листок у безжалостного глашатая. Наконец мне удалось связаться с Москвой, чтобы получить удар под дых, оказывается, мои дорогие сестры решили немного задержаться в Москве и приедут только через неделю. То есть еще целую неделю я не смогу утопиться с горя. Я послала всем телеграмму приблизительно следующего содержания: “Отдыхаем хорошо. Устроились прекрасно. Воды нет, холодно, дети ничего не едят, всем привет”. Хочется отметить тот факт, что у нас не было обратных билетов, и это в свете того, как мы уезжали из Москвы несколько настораживало. Мы уже слегка адаптировались к местным условиям. Холодные купания - очень закаливают. Носить воду за 300 метров с подъемом на второй этаж - это ж мышецы какие будут, питаемся только фруктами - вегетарианство ну очень полезно. А что вина нет, алкоголизму - бой. С питьевой водой только проблемы. Поскольку она добывалась из пресловутого колодца и была чуть менее соленая, чем в море. В процессе кипячения на стенках банки оставался толстый белый налет, который появлялся независимо от количества кипячений. Соленый чай пить было совершенно невозможно, кофе в сочетании с молоком все-таки удавалось перебить воспоминание о морских глубинах. Мы нашли магазинчик, где купили газированной воды, но поскольку исходным материалом для нее служила все та же слабо опресненная жидкость, поэтому вкус она имела весьма специфический. После того же, как в одной из бутылок мы обнаружили нечто вроде консервированной сопли, ее можно было использовать только как рвотное. Спасало молоко и сок, который иногда появлялся на нашем рыночке. Еще немного о колодце. Каждый раз, когда я крутила ворот, поднимая ведро с драгоценной влагой, я автоматически считала обороты. Сначала 10, на следующий день 13, потом 16, после 20 оборотов, возникла мысль, а что же будет, когда мы все это вычерпаем? Народ потихоньку прибывал, и потребности в жидкости увеличивались. И вдруг в один прекрасный день я бросаю в колодец ведро, и оно плюхается, обдав меня волной псевдо-пресной воды. Оказывается колодец был весьма своеобразным сооружением - длинный бетонный стакан, наполняемый время от времени машиной типа тех, который поливают дороги в Москве. Мне полегчало. Правда, когда я обнаружила в один не очень прекрасный день кучу жидкого дерьма рядом с колодцем, тут уже сильно поплохело. Замаячили страшные картины холерной эпидемии, чумы и прочих ужасов, усугубленные абсолютной невозможностью ни уехать из этого рая земного, в связи с отсутствием бензина на Украине, ни сообщить об этом никому, в связи с уже вышеописанными телекоммуникационными проблемами, ни получить хоть какую-то медицинскую помощь. В конце концов, дети все-таки заболели, температура под 40 - это видать акклиматизация, и уши, это понятно от перекупания. К ушам я была не подготовлена, в моей практике этого не было, но я знала, что борный спирт нам поможет. Я пошла в администрацию спросить про врача. Врача не было, но обязанности медсестры исполняла по совместительству уборщица в столовой. Аптечка у них оказалась. Я попросила борный спирт, мне дали ампулки с комментариями, что именно это спасет моих детей. На ампулках было написано борная кислота - этим можно было травить тараканов, в лучшем случае лечится от ячменя, но в уши это закапывать было нельзя. Но у нас собой было. И поэтому я ограничилась олететрином и водочным компрессом. Через несколько дней детки акклиматизировались. И мы продолжали отдыхать. Поскольку мы были одни на этаже, дети развлекались тем, что бегали по балконам с наружной стороны по периметру здания. Меня очень радовало, что жили мы на втором, не на двадцать втором этаже. Во время одного из таких обходов они обнаружили птенца ласточки, выпавшего из гнезда. Его конечно же надо было водворить обратно. Сначала я изобрела "запихиватель птенцов в гнездо" из палки и фольги от шоколадки. Птенец в гнездо явно не хотел и запихиватель не помог. Но поскольку птенцелюбивые дети требовали подвига, то мне пришлось его совершить. Для того чтобы достичь гнезда, нужно было преодолеть несколько балконов, причем в обнимку со стулом, поскольку очевидно было, что руки коротки, и допрыгнуть я тоже не смогу. Мы со стулом долезли до заветного балкона и торжественно водрузили птенца на место. С трудом, с чувством глубокого удовлетворения и со стулом я вернулась на свой балкон. На следующий день птенец снова был выброшен из гнезда, но теперь уже навсегда, поскольку издох. Этим инцидентом не были исчерпаны наши спасательные работы на черноморском побережье. Как уже было отмечено, рядом с сортиром находилась помойка, представлявшая собой два бака в начале нашего пребывания практически пустых. Однажды прибежали в избу дети, второпях зовут отца, тятя, тятя в наши баки угодила птицаца. Поскольку тятев поблизости не оказалось птицуцу пошла вызволять я. Птица оказалась размером с гуся и хищным клювом, которым она яростно пресекала всякие попытки извлечь ее из неожиданной ловушки. По глупости или от голода она залезла в бак, но крыльев расправить там не было никакой возможности. Пока я придумывала умные способы извлечения птиц из помойки, дети наклонили бак, и птичка вспорхнула навстречу солнцу и ветру. В процессе редких телефонных переговоров нас порадовали известием, что вот приедут молдаване и будет вам дым коромыслом. Я робко попросила, нельзя ли кроме дыма захватить еще пару бутылок пепси или сока. Мне сказали ОК. Молдаване приехали и привезли растворимые соки. В чем их растворять они не привезли. Дым коромыслом был, но к нам никакого отношения это коромысло не имело. Они подымили несколько дней, и их сдуло. В ряду предотъездных обещаний были и поездки, куда хотите. На нашем, вроде как, собственном УАЗике. УАЗик действительно ездил, однако только, куда хотела директор нашего пансионата. Мы же имели возможность жадно глядеть на дорогу, поскольку, во-первых, не было бензина, а во-вторых, не было шофера - для нас. В один прекрасный день наша директриса, как бы мимоходом, поинтересовалась, когда мы собираемся завтра уезжать. Сначала я не поняла куда, у меня мелькнула мысль, не свершилось ли великое чудо Мониту и не повезут ли нас на обещанную экскурсию. Однако смысл ее слов был зловещ, и означали они, что денежки, уплаченные консорциумом за наш отдых, - тю-тю, и нам буквально завтра следует выметаться. Или платить наличными за продолжение Маралезонского балета. Мне уже было достаточно, и я бы с удовольствием вымелась. Однако, во-первых, не ясно, как это было осуществить в условиях полного безбилетья, а, во-вторых, со дня на день должно было прибыть подкрепление. Мы решили держаться до последнего. Путем длительных переговоров нам удалось добиться перенесения начала военных действий на несколько дней. Я разослала телеграммы по всем известным адресам, и в Москве начался переполох, в результате которого отступление было перенесено на неопределенное время. Наконец мои драгоценные сестры и не менее драгоценный племянник прибыли. Первое, что нам удалось это все-таки получить холодильник. Транспортировка холодильника представляла довольно живописное зрелище из цикла "А ну-ка девушки, а ну-ка детушки", вероятно, это напоминало муравьев, тащащих личинку майского жука. Зато теперь нам было, где хранить молоко и вино, источник которого тоже был обнаружен. В общем, жизнь повеселела. Можно было даже плавать по ночам. Само по себе фантастическое чувство ночного купания обогащалось периодически романтическими встречами. В один из наших заплывов, мы вдруг увидели на воде странную конструкцию, Судя по габаритным огням, это было что-то типа коровы на трех велосипедах, причем огни светились в абсолютной тишине. Мы решили подплыть к корове поближе. Вдруг это нечто заработало и оказалось шокирующе близко. Мы рванули назад. Когда мы достигли суши, на берег выехала военная машина и из нее высыпали пограничники. В свете фар под бдительным очами защитников рубежей мы судорожно прикрыли сырые тела и постарались показать что мы свои, и к светящемуся на воде отношения не имеем, и что, мол не стреляйте, пожалуйста. Они не стали тратить на нас боезапас и дети нас дождались. Вечерами мы стали играть в вышибалы, бадминтон, волейбол и другие подвижные игры на свежем воздухе. До сих пор мои попытки поиграть во что- нибудь с детьми оканчивались тем, что все проходящие мимо мамаши подкидывали мне на минуточку своих чад, и в результате через полчаса у меня оказывался такой разновозрастный детприемник, что ничего вразумительного сделать было невозможно. Наконец-то можно было не только подумать об обратных билетах, но и сделать что-нибудь для их приобретения. Единственная надежда была на маленького Кацмана, и его одесские связи. Кроме того, я получила несколько телеграмм из которых явствовало, что меня должны были посетить с неофициальным визитом. И я поехала в Одессу. Единственный автобус до Белгорода-Днестровкого отходил в пять утра. Если был бензин. Мне повезло, в тот день бензин был. В пять часов было еще темно. Поехали. Неофициальный визит и встающее солнышко грели душу и радовали глаз. В Белгороде я купила билет на электричку и через полчаса уже двигалась по направлению к Одессе. Одесса это один из городов, к которым питаешь особые чувства, еще до того как их посетишь - слишком много разнообразных литературных и других художественно-сатирических ассоциаций. Один Золотой Теленок чего стоит, не говоря о Жванецком и прочих Карцевых с Ильченками. Впрочем, это был уже не первый мой визит, и ассоциации у меня были скорее гастрономическими. Очень хотелось на Привоз. Хорошо что, Привоз находится рядом с вокзалом, и я не успела заработать себе язву, истекая желудочным соком при одной мысли о копченых курах, мясе, брынзе и других гастрономических изысках, которых мы на нашей фруктово-перловой диете были напрочь лишены. Первое, что я сделала - купила кусок копченого мяса. Теория утверждает, что люди по природе своей вегетарианцы. Видимо в тот момент я потеряла человеческое обличье, и съела мясо не отходя от прилавка. Съеденное вернуло мне рассудок и способность наслаждаться окружающим миром. Я еще погуляла по Привозу, купила кое-чего на сегодня из поесть и поехала в Аэропорт, узнать насчет билетов и вообще. В Аэропорту было пусто. На Украине не было не только бензина для автобусов, но и керосина для самолетов. Поэтому прилететь и улететь можно было только на самолете, который кроме пассажиров вез еще и топливо на обратный рейс. О рейсах из Москвы ничего интересного не было слышно. Ожидаемый мною должен был прилететь к двум часам. В два часа аэропорт был также пуст, как и весь день до того. Ничего ни откуда ни прилетало. Я накупила газет и журналов и потихоньку подъедала запасенный провиант. Ни в три, ни в четыре никаких новостей не было, в пять стало известно, что рейс из Москвы вылетел. Это прибавило энтузиазма. В шесть он наконец приземлился и немногочисленные встречающие бросились к выходу. Я тоже бросилась, на ходу проверяя боевую готовность. Плодово-выгодная диета очень, знает ли, омолаживает, и остройняет. Юбочка мини, приготовленная на этот спец случай, загорелые конечности, все было на месте. Приземлившиеся радостно встречались с встречающими и уходили праздновать прибытие. Я нервно одергивала мини от напряжения превращавшееся в широкий пояс. Постепенно поток редел, пока, наконец, не иссяк. В конце концов, я ухватила за пуговицу одну из последних приземлившихся личностей и с пристрастием допросила. Оказалось, что в этот день должно было случиться два рейса Москва-Одесса, но по причинам неизвестным состоялся только один, укомплектованный по признаку нахальства и пробивной силы. Видимо чего-то не хватило в тот момент ожидаемому мною визитеру, и самолет отчалил без него и приземлился, естественно, тоже. В полной прострации я пошла звонить Кацману. Прелесть ситуации состояла в том, что, во-первых, никто в этот день в Одессе меня не ждал, во вторых, было воскресенье и все могли расслабляться на даче, и, в третьих, я была без паспорта, который забрали в пансионате. Вообще говоря, я не имела никакой возможности поселиться в гостинице, зато могла в результате простой проверки документов переночевать в отделении милиции. Возвратиться же в пансионат тоже было нельзя, поскольку единственный автобус уходил из Белгорода-Днестровского и естественно уже ушел в 12.00. Я с трепетом набрала номер. На том конце сняли трубку - я была спасена. Кацман, памятуя наше прибытие, робко поинтересовался - сколько нас, когда я ответила, что одна он с энтузиазмом пригласил в гости и переночевать. Я купила чего-то выпить. Когда я нашла дом, уже смеркалось. Насколько я помню, то чего я купила выпить, пила я одна, поскольку хозяева не пили по каким-то уже забытым причинам. С билетами было сложно. С билетами было очень сложно и почему-то их можно было купить только за доллары. Я отдала 30 долларов. Какой же русский не имеет при себе 30-40 долларов. Мы пообщались за жизнь, я приняла душ - первый за все время нашего отдыха. Увидев себя на фоне белизны ванны, я еще раз расстроилась по поводу отсутствия керосина в самостийной Украине. Такой стройности и загорелости я не имела уже много лет. Смыв многодневную соль я пошла спать. Хорошо чувствуешь себя после бани, особенно первые два месяца, пришла на ум древняя русская мудрость. Что-то не давало всю ночь чувствовать себя хорошо. Поутру я обнаружила в постели канцелярскую кнопку. Зато это не дало проспать. Мне нужно было успеть отовариться на Привозе из расчета на всю честную компанию. То есть столько, сколько могла унести. Я попрощалась с гостеприимными хозяевами, посоветовавшими ехать на трамвае. Я добежала до трамвая, он прошел две остановки и встал. Видимо, на Украине, в связи с моим выходом в свет, не стало не только бензина, но и электричества. Трамваи стояли в очереди до горизонта. Я пересела на автобус и он довез меня до вожделенного Привоза. Времени оставалось почти нисколько и я загрузилась, практически не торгуясь. Мне очень нужно было посетить М и Ж, то есть только Ж до отъезда. Я обежала вокзал в его поисках, нашла, отстояла естественную очередь и застегивая ширинку, услышала, что моя электричка отправляется. На электричку мне надо было успеть кровь из носу, иначе пришлось бы гостить у Кацманов еще раз. А я не люблю злоупотреблять. Короче, дозастегивалась я уже в вагоне. По прибытии в Белгород, я сразу же побежала в кассу за билетами на автобус. Почему-то билетов до Лебедевки нигде не было. Это несколько озадачивало, поскольку означало, что придется как-то садиться без билетов или кого-то упрашивать, ссылаясь на то, что дети плачут. Как выяснилось, однако, это означало совсем другое, а именно, что в связи с энергетическим кризисом автобуса на Лебедевку не будет вообще. Я могла возвратиться в Одессу, остаться в Белгороде до завтра, ожидая автобуса, взять такси за 70 тысяч или попытаться добраться до места на попутках. У меня было килограмм 10 скоропортящегося груза, не было 70 тысяч, и я остановилась на последнем. До места было 70 км. Полдень. Первые двадцать километров я преодолела на рейсовом автобусе. Дальше автобусу было в другую сторону, и мы с образовавшейся попутчицей, которая знала местную географию лучше, чем я, пошли по плавящемуся асфальту по направлению. Легковушки пролетали, не взирая на наши призывные помавания руками. Те же, которые останавливались, без обиняков предлагали подвезти "за любовь", наши предложения ограничится дружбой, встречали гневный отпор, и мы продолжали брести под палящим солнцем юга. В конце концов, нас подобрал микроавтобусик, везущий какую-то пищу в пионерские лагеря, оказавшиеся у нас на траверсе. Водитель автобусика видимо отличался широким сердцем и подбирал всех страждущих. К сожалению, широта его сердца не отвечала габаритам его транспортного средства, поэтому мы заняли единственные оставшиеся вакантными места между полом и потолком, закрепившись в распор. Это было счастьем. Солнце светило где-то за крышей, от баков чуть ли не с мороженным тянуло приятным холодком, а сидеть - это роскошь, и нам ни к чему. Однако, всему хорошему приходит конец в этой жизни и настал момент, когда пришлось выметаться, поскольку пионерские лагеря, куда направлялся великодушный шофер, были в стороне от великого пути, по которому я несла пищу голодающим. В этот момент у меня уже была новая попутчица - учительница из Львова, которая все в этой жизни знала наверняка и даже знала наш пансионат. Вообще говоря, попутчиков после выселения из автобуса было больше, и поэтому ловля автомобилей приобретала вид соревнований по бегу с полной выкладкой. После того как какой-то автомобиль останавливался, он успевал опередить нас метров на 15-20 и те счастливцы кто добегал первым занимали вакантные места. Нам достался приз в виде голубого запорожца, который подвез нас аж километра два. После мы тормознули панелевоз, который останавливался метров триста, однако, когда мы добежали до кабины, оказалось что ему буквально вот сейчас поворачивать и совсем не туда. В один прекрасный момент я поняла, что если я сейчас же не сниму черные резиновые джинсы, в которых хорошо было выходить в шесть утра, но совершенно невозможно передвигаться в два часа дня, то у меня будет тепловой удар. Это произошло в момент преодоления какой-то деревни. Поскольку переодевалась я очень просто - сняла джинсы и потом одела шорты, это вызвало определенное недоумение у селян и особенно селянок. Деревню пришлось преодолевать на повышенной скорости. На выходе из деревни стояла колонка. Пить уже хотелось давно и безнадежно, мы бросились к колонке, но, добежав, с удвоенной скоростью рванули от нее, поскольку пить хотелось не только нам, но и приличному рою ос, если только осы летают роями. Они сидели вокруг на сырой земле плотным кольцом и не хотели делиться с прочими страждущими. Последние километров пять нас довез грузовичок. До входа. Мы попрощались с попутчицей, пообещав часто ходить в гости. Было часов пять. Путешествие закончилось. Все было очень вкусно. Сильно потеплело. И если до сих пор мы были практически одни в этом благословенном месте, имеется в виду, конечно, пансионат, а не все побережье, то теперь стали приезжать автобусы из Молдавии и Украины на несколько дней. Поскольку обслуживающего персоналу не прибавилось, кормить стали в две смены, в сортир без обуви входить стало рискованно, а помойка, так ни разу и ни вывозившаяся, находящаяся в непосредственной близости от нашего корпуса, кроме соответствующих ароматов начала плодить мух в катастрофических количествах. На пляже приходилось уходить все дальше, пытаясь найти золотую середину между традиционалистами загоравшими в полном обмундировании и нудистами, отдыхавшими вовсе без оного. Мы, как правило, ограничивались возложением ракушек на наиболее уязвимые для солнечной радиации места, а на выход все же одевали верхнюю часть купальника. По началу несколько смущало присутствие детей, почему-то все как один были мальчики. Однако, детям это было до лампочки, и мы расслабились. Одним из самых увлекательных занятий на пляже было собирание останков от ракушек, обточенных водою до размеров и формы хорошо ухоженного ногтя. Этих ногтей самых разных размеров и цветов я насобирала килограмм десять в полной уверенности, что сразу по приезде я сотворю из них грандиозное панно, что-то типа жар птица, выходящая из пены морской. Несколько смущала украинская таможня. Что, если они будут возражать против вывоза части исконно украинского побережья. Таможня дала добро, и сии килограммы до сих пор хранятся на балконе, напоминая о дорогах в ад, которые вымощены благими намерениями и светятся, вероятно, такими же перламутровыми блеском. Вечерами мы пили вино, заранее закупаемое трехлитровыми банками, пели песни и даже пару раз сходили на дискотеку. С увеличением плотности отдыхающих возросла концентрация хамства. Атмосфера сгущалась, все более отвечая нацарапанному на стене одной из наших комнат, видимо, по- французски, названию нашей местности - Лебледевка. Одной вечерами стало ходить небезопасно. Идя за водой с ведрами, мы ощущали себя манекенщицами на подиуме. Гарны украински хлопцы сидели по обеим сторонам дороги и только что не ощупывали. Однако, стоило нам порадоваться хоть этому факту личной неприкосновенности, как в тот же день попытались и ощупать. Пришлось пообещать отбить самое сокровенное. Обещаниям видимо поверили и больше не пытались. Однажды возвращаясь из заплыва, мы наблюдали, как двое джентльменов мочились с обрыва как раз над тем местом где валялись наши шмотки. Иногда плавая можно было обнаружить себя среди фекалий. Если такое происходило около берега, фекалии мы аккуратно собирали, чтоб не травмировать детей. Стабилизировал режим. Каждое утро я шла на рынок за фруктами, потом мы завтракали, потом море, потом обед, потом час английского с Сашкой, потом я читала всем собравшимся детям, потом уже все что угодно. Опять приехали молдаване. Они были сплочены и в себя пускали не очень. Мы пели про них хулиганские песни, благо гитара тоже входила в мой летний джентельменский (или ледиевский) набор. Вечерами ходили в кино - замечательный советский открытый кинотеатр. Когда было слишком ветрено изображение на экране коробилось до полной неразбираемости. Нас тоже коробило, в смысле скукоживало от холода, поэтому носили с собой одеяла, которые к тому же несколько смягчали пролетарскую твердость деревянных лавочек. Однажды наши Алки попросили у меня кипятильник, купленный накануне отъезда и в корне отличавшийся от обычных спиралек. Это была керамическая пластинка с двумя крылышками, предназначение которых состояло в том, чтобы предохранять вышеуказанную пластинку во время транспортировки и в раскрытом состоянии фиксироваться на краях стакана. Мудрое техническое решение требовало определенной ловкости при использовании. Поскольку вода нагревалась в нескольких стаканах, нужно было после нагревания одной емкости переносить кипятильник в следующую, при этом крылышки естественно схлопывались и непосвященный некоторое время находился в недоумении - то ли засовывать в стакан всю конструкцию целиком, то ли все-таки выключать устройство в соответствии с инструкцией. Видимо недоумение у Алок затянулось на время несколько превышавшее термоустойчивость кипятильника, потому что обратно мы его не получили никогда и далее грели воду в стаканах при помощи его киловатного собрата, который в стакан, вообще говоря, не помещается. Время шло, и близился конец нашего отдыха. Надо было возвращаться. Билетов все еще не было, но поскольку мне нужно было выходить на работу, то вернуться нужно было в любом случае. В один прекрасный день прибыла новая партия отдыхающих из Москвы, причастных к фирме-кормилице, причем с шофером. К этому моменту мы уже разрабатывали планы эвакуации всего нашего табора в Одессу, планы были мрачноватые поскольку основывались на моем неутешительном опыте. Поэтому появление шофера и реальной возможности проделать это без человеческих жертв воспринимались как чудо, и мы ходили за ним по пятам, опасаясь, что он растает как мираж. На следующее утро мы покидали наши шмотки и детей в легендарный УАЗик и поехали в Одессу. Утро настало туманное и седое, настолько, что не видно было протянутой руки. Наш шофер, видимо, до сих пор ничего тяжелее запорожца не водил, поскольку каждый раз при торможении мы пролетали метров 10 лишних. Особенно это было увлекательно тем, кто сидел на обыкновенных стульях, так как штатных сидений в этом транспортном средстве было немного. Но и родные посадочные места не спасали, на первом же маневре Сашку вынесло вперед вместе с сиденьем, которое, как оказалось, ничем к остальному каркасу не крепилось. Понемногу все приноровились к манере вождения нашего драйвера и обошлось без травм. Нам предстояло провести в Одессе два дня, причем где-то ночевать, причем в -надцатером. Как-то по умолчанию проблемами жизнеустройства было доверено заниматься мне. И я пошла заниматься. На вокзале обнаружилось информационное бюро, где были сведения о наличии посадочно-укладочных мест в городе-герое Одессе. В обмен на некоторое количество дензнаков мне выдали бумажку, в которой значилось, что мы зарезервировали места в общежитии некоего высшего учебного заведения и адрес оного. Мы поехали. Проплутав некоторое время в поисках означенного заведения на машине и пешком, мы, в конце концов, его обнаружили. Однако, выяснилось, что та бумажка из бюро не значит ничего, и мест вот прямо сейчас как бы и нет. Но могут появиться. Мы немного побеседовали, подкрепив свои доводы другими бумажками, и места появились. По сравнению с Лебедевкой это была цивилизация, кажется, там была даже вода. И душ. У Галины случился день рождения, какое-то очередное совершеннолетие. Что мы и отметили. Мы с Галиной посетили Кацманов, которые и выдали нам долгожданные обратные билеты. А через день мы уезжали. Нам крупно повезло, подумали мы, когда поезд тронулся. В вагоне кроме нас было еще человека три. Пусть плацкарт, зато весь вагон наш. Вот он бесконечный человеческий оптимизм или наивность? На первом же полустанке по выезде из Одессы вагон взяли штурмом местные колхозники, или совхозники, короче говоря, украинские фермеры, которые везли плоды своей деятельности в столицу сопредельной России. Происходило это следующим образом. В вагон входили несколько дюжих молодцов и не менее дюжих девиц, один из них разбирался с проводником, другой держал стоп кран, а остальные заносили в вагон мешки и ящики с дарами солнечного юга, которые распихивали по купе. И так на каждой станции. К ночи все третьи полки и багажные ящики были завалены товаром, в вагоне стояли, как в автобусе в час пик. Один из тамбуров был полностью забит картошкой, во второй с трудом удавалось протиснуться. Первое время мы еще пытались сохранить свои места, но поскольку в наш вагон проникали не только труженики полей, но и другие желающие добраться до Москвы, а многие с детьми, то вскоре мы могли только сидеть, удерживая, как последний оплот, вторые полки. Уйти в туалет в соседний вагон - в наших ехала картошка - можно было, только оставив дежурного, иначе полку тут же занимали и отбить ее можно было только длительными кровопролитными сражениями с большими моральными потерями. Наиболее активные, в число которых, конечно же, вошла и Ольга, организовали комитет по спасению и пытались добиться правды и справедливости, поскольку в таком диком положении оказался почему-то только наш вагон. Справедливость, как ей и положено, не восторжествовала. Так мы и ехали до Москвы в тесном дружеском многонациональном коллективе в плацкартно-товарном вагоне по билетам за пять долларов. С тех пор словосочетание "отдых на Черном море" вызывает у меня устойчивую истерическую реакцию доходящую до обморочного состояния. 17 14